Геродот, странствуя по белу свету, побывал и на территории нашей страны — в Северном Причерноморье и в устье Днепро-Бугского лимана. Историк рассказывал о банях, которыми пользовались эти сильные, могучие люди. Устанавливали три жерди, верхними концами наклоненные друг к другу, и обтягивали их затем войлоком. Потом бросали в чан, поставленный посреди этой хижины, раскаленные докрасна камни. Взяв конопляное семя, залезали в эту войлочную баню и бросали его на раскаленные камни. От этого, замечает историк, поднимался такой сильный пар, что никакая эллинская баня не сравняется с той, какую он видел в степи.
Активно банились и скифы, которые после погребения покойника очищали себя парной баней. Скифские женщины растирали на шероховатом камне, подливая воды, куски кипариса, кедра и ладана. Этим жидким тестом с приятным запахом обмазывали все тело, а когда на следующий день смывали этот слой, оно становилось чистым и блестело.
Баня упоминалась и в восточнославянских мифах: ее почитали даже боги, и с баней связывалось происхождение человека. Византийский историк Прокопий Кесарийский (около 500-565 гг.) пишет, что баня сопровождала древних славян всю жизнь: здесь их омывали в день рождения, перед свадьбой и после смерти.
О русской бане упоминается в летописях X-XIII веков. Ее называли мовь, мовня, мовница, мыльня, влазня или просто баня. В Древней Руси побежденные племена даже платили дань... березовыми вениками.
Много любопытного узнаем у Нестора (XI — начало XII в.), этого, можно сказать, первого русского писателя, в его «Повести временных лет», в которой есть строки и о бане. В Великом Новгороде легендарный апостол Андрей, путешествуя по разным странам, увидел деревянные бани, где люди, обнажившись, били себя вениками и под конец окатывали себя холодной водой. «...И возмут на се прутье младое и бьют ся сами... И обдаются водой студеною... И то творят мовенье собе, а не мученье». Во времена, о которых повествует летопись, у восточных славян еще не было городов. Значит, речь идет о V-VI веках.
А вот своеобразный отклик уральского поэта Алексея Домнина на эти «банные» строки первой русской летописи:
... До надменного Рима добрел он водою и посуху, Был у персов и скифов и в гиблых варяжских местах. Но особо скорбел, опираясь на старческий посох, В новгородской земле седовласый воитель Христа: «Видел бани древены... И как их нажарят румяно, От одежд сволокутся и, взяв молодое прутье, Так исхлещут себя, что выходят почти бездыханны, И остудят водой истомленное тело свое. И опять оживут, не мовенье творят, а страданье Для себя эти люди, забытые богом в глуши...» Так поведал апостол, с него начинались преданья О загадочных свойствах веселой славянской души. А в душе той и вправду ни ржавчины нет, ни смятенья, Как румяная баня, она горяча и добра. Так издревле ведется: большую работу затеяв, С чистым телом и помыслом вступают в нее мастера. Век иной на земле и другие заботы и ритмы. Сыновья покоряют неведомый звездный простор, Но я в русскую баню вхожу, как входили в молитву, И с березовым веником жаркий веду разговор!
Упоминает Нестор и о походе Олега в Константинополь. В договоре с Византией говорится о праве русичей пользоваться местными банями: «И да творят мовь елико хотят».
Русь подхватила византийские, а следовательно, и античные традиции, особенно Древней Эллады. До русских людей доходили медицинские воззрения Гиппократа и Галена. Печерские монахи, прослышав о пользе бани, стали устраивать их для лечебных целей, но на русский самобытный манер. В уставе великого князя Владимира (966 г.) бани именовались заведениями для немогущих.
В 1091 г. переяславский епископ Ефрем, ставший впоследствии Киевским митрополитом, заводил бани, своеобразные лечебницы — быть может первые на Руси. Врач-монах Киево-Печерского монастыря Агапит исцелял больных травами и парной баней.
Внучка киевского князя Владимира Мономаха Евпраксия (первая половина XII в.) еще в детские годы увлеклась народной медициной. Готовила из целебных трав снадобья и пользовала больных — и знатных людей и простых крестьян, за что и прозвали ее Добродеей. Случилось так, что по обычаям того времени 15-летняя княжна была просватана за византийского царевича Алексея Комнина. Так Евпраксия оказалась в Царьграде, где ее нарекли новым именем — Зоя. Царевна с еще большим рвением занялась врачеванием. Прониклась воззрениями Гиппократа и Галена. Зоя-Евпраксия оставила после себя медицинские рецепты, многие из которых были почерпнуты из народной медицины Руси.
В своем «Описании Московии» немецкий ученый Адам Олеарий (1603-1671 гг.) сообщает, что в России нет ни одного города, ни одной деревни, в которых бы не было парных бань, общественных или частных:
Русские могут выносить чрезвычайный жар. Ложась на банных полках, велят себя бить и тереть свое тело разгоряченными березовыми вениками, чего я никак не мог выносить
Далее Олеарий пишет, что от такого жару русские делаются красные и обливаются холодной водой. Зимой же, выскочив из бани, валяются на снегу, трут им тело, будто мылом, и потом снова входят в жаркую баню: «Такая перемена противоположных деятелей благоприятствует их здоровью».
Зимой 1237 года внук Чингисхана Бату (Батый) — впоследствии предводитель Золотой Орды — добрался со своей конницей до Москвы. Его внимание привлекли бревенчатые срубы у реки, из которых валил густой пар. Люди стремглав выскакивали оттуда, бросались к ледяной проруби и окунались. Вот что пишет об этом историк Василий Ян:
Бату-хан метнул плетью на срубы: «Что делают эти безумцы?». «Эти домики называют «мыльни», — объяснил толмач. Там жители Мушкафы (так монголы называли Москву) бьют себя березовыми вениками, моются горячей водой и квасом, затем окунаются в проруби. Это очень полезно. Оттого урусуты (русские) такие сильные».
Как писал Карамзин, Дмитрий самозванец никогда не ходил в баню, поэтому жители Москвы считали его «не русским».